Oderint, dum metuant
Я рву письма. Написанные детским неоформившемся почерком. Я рву колдографии, в которых забывала улыбаться. Передо мной лежит одна, подготовленная на убой. У меня дрожат руки, когда я прикасаюсь к ее глянцевой поверхности, я не могу ее видеть, но не могу и разорвать. Это все равно что разорвать душу и выдрать клок жизни из нее. Выдрать не глядя, не вспоминая, забывая о том, что я человек.
Я смотрю в зеркало, в зеркале мелькает белый остановивший лик. И пропадает. Как будто его и не было. Так всегда бывает, когда пытаешься рассмотреть реальность боковым зрением. Там нет реальности, там есть только призраки и скелеты из фамильного буфета. Тонко-костные скелеты с белыми-белыми лицами.
Я смотрю в зеркало, в зеркале мелькает белый остановивший лик. И пропадает. Как будто его и не было. Так всегда бывает, когда пытаешься рассмотреть реальность боковым зрением. Там нет реальности, там есть только призраки и скелеты из фамильного буфета. Тонко-костные скелеты с белыми-белыми лицами.